– Ошибаетесь, уважаемый!

Шпак вскочил со стула и быстро вышел в прихожую. Через минуту он возвратился с объемистым портфелем в руках. Щелкая замками, торопливо расстегнул его и вынул несколько бумажек.

– Вот, дорогой мой Тарас Маркелович, неопровержимое доказательство того, что Родниковская шахта самая богатая на всем Синем Шихане.

Инженер положил бумажки перед Сухановым и снова торжествующе улыбнулся. За этой наигранной беспечностью чувствовалось глубоко скрытое волнение. Неожиданный и резкий протест Суханова смутил его. Надо было выставить какие-то веские аргументы.

Суханов, не читая бумажки, отодвинул их на середину стола, глухо покашливая, твердо сказал:

– Не будем спорить, а лучше проверим еще раз.

– Вы мне, значит, не доверяете? – перебирая бумажки трясущимися пальцами, тихонько спросил Шпак. Он встревожился не на шутку.

– Я и себе не доверяю, любезный Петр Эммануилович. Семь раз примерь, как говорится, а один раз отрежь, – ответил Суханов. Он видел, что инженер начинает серьезно волноваться.

– Правильно говорит Тарас Маркелыч. Чем спорить, лучше еще раз проверить, – вмешался все время молчавший Митька.

Отказавшись от ужина, Тарас Маркелович уехал на прииск. В дороге он перебирал в памяти события сегодняшнего дня. Он понимал, что за хитрыми словами Шпака, за его усмешками скрывалось что-то большое и важное. Уж не разгадал ли он, этот полунемец-полушвед, его тайну, не дающую ему покоя?

Некоторое время назад, исследуя породу на Заовражной даче, Суханов обнаружил в ней платину и скрыл свою находку не только от главного инженера, но и от Степановых. Он знал, что братья совсем обалдеют от нового богатства и разнесут весть о нем по всему округу. После разговора с Василием Кондрашовым, который состоялся между ними в пути из города на прииск, он окончательно утвердился в этом намерении.

Братья Степановы с первых же шагов новой жизни стали нагло обманывать людей, которые за гроши добывали им волшебный металл. Едва сменив свои заплатанные, испачканные дегтем шаровары на новенькие, из дорогого сукна, они уже перестали замечать нищенские лохмотья приискателей, валивших на Синий Шихан несметными толпами, и думали теперь лишь о том, чтобы извлечь из этого полуголодного люда побольше пользы для себя. Суханов достоверно знал и то, что их прииском интересуются иностранные компании, которые вырастали на русской земле как грибы. Это подтвердили и разоблаченные лазутчики. Невольно вспомнились Тарасу Маркеловичу слова Василия Кондрашова:

– «Инглиш компани» ищет не только золото и драгоценные уральские камни, но и платину. Их конкуренты, американцы, уже добывают платину во многих районах Урала.

Рассказал Василий Тарасу Маркеловичу и об англо-бурской войне, о том, как англичане из-за золота и алмазов убивали тысячи ни в чем не повинных людей.

После этого разговора Суханова еще больше стала терзать тайна открытия залежей платины. Кому принесет пользу открытое им богатство? Больше станет денег у рыжего Ивашки Степанова, наденет его курносая Аришка еще несколько пестрых, нелепых платьев, Митька купит еще десяток рысаков. Печенегова, присосавшись к Ивану, выпишет новую партию заграничных вин и французских духов, положит себе в карман не одну лишнюю тысячу. Ну, а Шпак? Что будет иметь этот образованный инженер? Он тоже получит свое: и славу, и богатство, и власть. Может быть, из-за платины прольется чья-нибудь кровь, и падет она на седую голову Тараса Маркеловича. Может быть, разбогатеют еще больше иноземцы.

Страшной начинала казаться Тарасу Маркеловичу его находка. В прежние времена он бы гордился ею, сейчас она тяготила его, давила, как непомерный груз. Может быть, потому, что стар стал? Интерес к жизни потерял? Или потому, что думает он теперь не только о своей жизни?..

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Бен Хевурд в сопровождении хорунжего Владимира Печенегова появился в станице Шиханской. Особенное впечатление на казаков произвел не сам англичанин, приехавший верхом на чистокровной арабской лошади, а его молоденький слуга – черноголовый и кудрявый, как барашек, мулат Рем.

Казачата провожали гостей до самого печенеговского дома.

– На чертененка похож, – сказал пастушонок Сашка. – Эй, дегтем мазанный, смотри! У тя ось-то в колесе, а чакушка-то в осе; колесо покатилось, лошадь задом поворотилась, в хомуте шея, под хвостом шлея, давай поедем ты да я, ишо матанька моя! – под смех таких же сорванцов-мальчишек кричал Сашка.

Рем, сидя на козлах тарантаса рядом с кучером, скалил зубы и корчил такие рожи, что казачата приседали от хохота.

– Скажи что-нибудь по-свойски! Хала-бала, в бане чертиха жила, тебя родила, да помыть забыла, ты, наверно, мыться не давался, так копченым и остался, – зубоскалил Сашка.

– Купать конь айда! – крикнул Рем, когда тарантас остановился у дома Печенеговой. Смышленый мальчуган уже немного научился говорить по-русски.

– По-нашему тараторит, вот леший, а! – удивился Сашка. – Как тебя зовут, слышь? – с опаской подходя ближе, спросил он.

– Я Рем, Рем Джонсон, Британия! – тыча себя пальцем в грудь, закричал в ответ мулат. – Олл райт, русска господин, хрошо, хрошо!

– Рем Джонсон, господин-сковродин! – озорно тряхнув головой, залился смехом Сашка. – Может, и я господин, а?

Так произошло первое знакомство Рема Джонсона с шиханскими казачатами. Разговор между новыми знакомыми, может быть, продолжался бы и дальше, если бы его не оборвал резкий окрик Хевурда. Он что-то крикнул своему слуге на английском языке, тот сразу же замолчал и скрылся в доме.

– От кого может родиться такой человек? – спросил курносый, с неровно постриженной головой парнишка.

– Такие люди из дикарей выходят, – шмыгая облезлым носом, объяснил Сашка. – А родят их карие лошади…

Эти сведения он почерпнул из сказки, рассказанной Микешкой. А во всех сказках Микешки неизменно фигурировали лошади, резвые и умные, помогавшие людям преодолевать трудности и выходить победителями из самых невероятных положений. Эти чудо-кони могли мгновенно превращаться в любого зверя, птицу, в богатыря, в красавицу, и наоборот.

– Не ври, – возразил ему курносый Степка, – этого никогда не бывает.

– Нет, бывает…

Неизвестно, чем бы кончился этот спор, если бы к ребятишкам не подъехал Микешка.

Микешка приехал поговорить с Сашкой о предстоящих скачках.

– Не хочется мне на степановском коне скакать, – говорил он не то сам для себя, не то обращаясь к мальчишке. – Митька-дурак не понимает, что надула его Печенежиха. Конишка жиденький. А скакать-то двенадцать верст, не выдержит. Твоя кобыленка, не гляди, что вроде горбатая, большой запас силы имеет!

Сашка должен был скакать на молодой кобылице табунщика Куленшака. Она была небольшого роста, вислозадая, с несуразно выпуклым, похожим на небольшой горб крупом, но с необычайно удлиненным экстерьером и приходилась сестрой лигостаевскому Ястребу, только от другой матери.

– На скачках не зевай. Башкиры из Акзяра таких зверей привели, говорят, зайцев догоняют. Вот иностранец тоже, сказывают, каких-то породистых привел… На первых кругах до нагайки и не дотрагивайся, не маши, она не любит этого. Далеко вперед тоже не вырывайся. Поводья придерживай, сам посылай ее вперед только пятками. Старайся держаться вровень сильным лошадям и до последнего круга береги силы. С половины круга начинай помахивать нагайкой. Ежели прибавит ходу и станет заметно обходить, так и держи. Когда начнешь последних обскакивать, шибче крикни и даже немножко подстегнуть можно. Она, едрена корень, только Ястребу уступить может. Ну, а Марише не грех и уступить…

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Еще в первый свой приезд владетельница печенеговской усадьбы удивила казаков неслыханной дерзостью: незванно-непрошенно явилась на станичную сходку, куда женщинам испокон веков приходить было запрещено.

Придя в управление, она небрежно кивнула присутствующим головой и, не обращая внимания на казаков, села на подоконник. По-мужски закинув ногу на ногу, выставила напоказ зеленые, восточного покроя шаровары, татарские ичиги, расшитые позолоченными узорами, и стала похлестывать по голенищу короткой, мелко сплетенной нагайкой.